П.Н.Пасюков. На берегу моря

 Печать

    Давно было желание поднять тему александровских детских спортивных тренеров. Это особое и в чем-то уникальное явление нашего города. Останавливало то, что никаких мало-мальских успехов в спорте я не достиг. Но влияние этих настоящих мужчин на моё мировоззрение было настолько сильно, что не сказать о них добрых слов я не мог. Королев Н.В. был моим соседом, а Цинин В.П. и Сабанов Р.Г. сами не подозревая того, заменили мне отца, умершего когда мне было 10 лет. Они своими образами, внешностью, поведением и поступками формировали мой характер, мужские качества. У П.Н.Пасюкова есть замечательная история с победами Валерия Петровича Цинина в плавании. У меня есть своя: в городском лагере на лагерной олимпиаде у физруков вышел спор. Не всегда он проходил на сухую. И Валерий Петрович один победил в эстафете четырех сменяющихся физруков, а лет ему было уже немало. Примечательно то, что к заплыву он был не готов и мне пришлось одолжить ему свои плавки, которые мне дядя привез из Японии. Как же я был горд достижением Цинина! Мы подростки боролись за право быть рядом в походе, ночевать в одной палатке, первым выполнить просьбу наших тренеров. Не описать моих чувств, когда в старом здании к/т «Маяк» убеленный сединами чертовски красивый Руслан Георгиевич Сабанов легко и непринужденно делал горизонтальную стойку на шведской стенке. Фантастика! Кумиры нынешней молодежи всякие шварценегеры, ван дамы и брюсы ли -отдыхают! Этим людям хотелось подражать, быть хоть каплю похожими на них. А Юрий Иванович Горин (человек непростой и трагической судьбы) «виноват» к тому же, что на всю жизнь я (да и все мои друзья) были охвачены одной страстью – к родной истории…

    И вот попалась на глаза книга доктора педагогических наук, профессора института педагогики СахГУ Петра Николаевича Пасюкова нашего земляка и почти сверстника (Пасюков П.Н. На берегу моря., Самиздат, Южно-Сахалинск, 2005) это помогло мне начать давно запланированный разговор. С разрешения автора часть материала я публикую на этом сайте. То что события происходят в драматический период новейшей истории России, на мой взгляд, не мешают восприятию местного колорита…

Г.СМЕКАЛОВ, заведующий сектором краеведения

На берегу моря

    В окнах домов уже горел свет, когда мы приехали в Александровск-Сахалинский. Дома были мать и двоюродная сестра Валентина. Они ждали нас раньше, долго стояли на улице. Сели ужинать. Мать курила свои неизменные папиросы «Север», одну за другой. Навалившись на стол, она молча слушала нас.

    Валентина работала на малом предприятии по ремонту и строительству бухгалтером. В феврале будущего года ей исполняется сорок лет.

— Приезжай в феврале. Все хоть повод собраться здесь дома, а то ж ведь если соберемся, то на чьи ни будь похороны…

    Кто бы сейчас сказал, что не пройдет и года, как я потеряю мать, а Валентина отца и сестру. Они уйдут в один год друг за другом, на самом крутом переломе в жизни огромной страны, а мы приедем их проводить.

    Матери переложили печь.

— Четыре дня печника поила, кормила — сделал. У соседей, в соседнем подъезде печь развалил, а обратно не собрал. Сами пьют, а ему поднести пожалели, пусть теперь ждут…

  На следующий день были у родителей Валентины. Долго сидели за столом с немудреной едой, разговаривали. Отца Валентины Павла Иосифовича призвали в армию летом 1942. Ему было тогда 27 лет. Сразу же был направлен в школу младших командиров в Александровске-Сахалинском. В 1944 году прошли учения на Палевских высотах с участием танков и артиллерии, где ему было присвоено звание старшего сержанта. В войну с японцами он вступил в качестве командира отделения автоматчиков. Границу перешли 9 августа 1945 года.

— У нас у каждого на руках наколки были, — рассказывал дядя Паша, показывая свои руки, на которых видна была татуировка, — вот, на руках да еще на плече. А то ж ведь убьют и не узнают, кто лежит, вот и делали.

    В Найрах, часть, в которой служил Павел Иосифович, посадили на платформы и они, миновав Тойохару (Южно-Сахалинск), выехали в Отомару (Холмск). Готовилась Курильская десантная операция. В конце сентября его часть высаживалась сначала на о. Урупе, затем на о. Симушире. В июне 1946 года Павла Иосифовича демобилизовали. После службы в армии он работал на шахте Макарьевка проходчиком, затем инструктором по физкультуре. Играл на трубе в шахтерском оркестре. Встретил Александру Владимировну. Их подрастающие дети играли боевыми медалями отца. Как ветеран Великой Отечественной войны дядя Паша спустя сорок лет после ее окончания получил однокомнатную квартиру на самом верху нового пятиэтажного дома. Их старый дом в Дуйском распадке, который они построили своими руками, и где прожили всю жизнь, отдел соцобеспечения горисполкома заставил сломать. Без этого ордер не выдавали.

— Расстрелял бы этих фашистов — тех, кто такие законы выдумывает и тех, кто квартиры распределяет. Мне ведь всё говорили, надо ждать. Я и ждал. Оказывается, говорили: «надо ж дать!» Взятку, то есть дать, чтоб и старый дом остался, и квартира была бы, хоть этажом пониже… — говорил дядя Паша.

    В доме Александры Владимировны и Павла Иосифовича появилась иконка, раньше не было.

— Смотришь на них и какую-то защиту чувствуешь, как и раньше, когда были маленькими. Забываешь, что они старые и слабые … — говорит Валентина, когда мы шли домой.

    Валентине пришлось много поездить по стране, прежде чем она вернулась на Сахалин. Последние годы работала в Набережных Челнах на «Камазе» крановщицей в цехе разлива стали.

— Я, как дома побываю, так как будто силы набираюсь… — говорила Валентина. — У нас вообще здесь место такое, космос помогает… Люди здесь и физически и морально сильнее…

    Валентина вспомнила Дуйский распадок, где она жила раньше с родителями вместе с братом Владимиром и сестрой Татьяной:

— Бегали за туманом на сопку, забежишь, вроде и нет тумана, все листочки видно. Поглядишь, а туман внизу…

    Некоторое время шли молча.

— Как сын? — спросил я Валентину.

    Олега призвали на военную службу в Тихоокеанском флоте год назад. В письме к матери написал «Служу я в Приморском крае, где кончается наша страна, где проходит граница с Китаем и кончается юность моя…». По состоянию здоровья в море не выходил, работал в мастерских по ремонту электротехники.

— Собираюсь во Владивосток. Буду настаивать на том, чтобы комиссовали… — ответила Валентина.

    Вечер провел у Андрея Герасименя — друга детства. Была уже поздняя ночь, когда мы расстались. Когда уходил, ткнул в рукав, висевшей на вешалке в коридоре его милицейской шинели, пошутил:

— Дай, одену, чтобы не страшно было идти.

— Лучше не надо, убьют… — пошутил Андрей.

    Преступность, после отмены пограничного режима в Александровске-Сахалинском, как и по всему Сахалину, заметно увеличилась. Андрей стал работать в правоохранительных органах недавно, собирался обратно в лесхоз, где работал раньше. На шинели не были пришиты даже погоны:

— Надоело ходить, что-то вынюхивать, охранять «социалистическую» собственность, да тянуться перед начальством…

    8 августа 1991 г. С утра, приготовив удочки-донки, отправились к морю в районе Александровск-Сахалинского морского торгового порта. Неподвижные верхушки деревьев на городских улицах указывали на тихую погоду.

    Над мысом Жонкиер с иглой телевизионной вышки на самом верху, висел туман. Мыс назван в 1787 году французским мореплавателем Лаперузом в честь одного из участников его экспедиции де ля Жонкиера. На высоте 79,3 м. от уровня моря установлен маяк, строительство которого было закончено в 1886 или 1887 г. (строительство нынешнего маяка закончено в 1897 году-прим.Г.С.) «Днем маяк, если смотреть на него снизу, — скромный белый домик с мачтой и фонарем, ночью же он ярко светит в потемках, и кажется тогда, что каторга глядит на мир своим красным глазом» — упоминает о маяке А.П.Чехов в книге «Остров Сахалин».

    К югу вдоль берега скалистые берега, покрытые зеленью — от светло-зеленного до темно-зеленного. Чуть видимый в тумане мыс Воевода. Перед ним расположен рабочий поселок Дуэ. В 1857 г. в Дуэ была заложена первая на острове и Дальнем Востоке угольная шахта. Справа — изогнутая линия Александровского залива с глинистыми склонами сопок и песчаными пляжами, устье реки Большой Александровки. На 100-120 метров в акваторию залива выступает пирс — сложенное из бревен гидротехническое причальное сооружение, предназначенное для швартовки судов. Пирс служит жителям города прекрасным местом для рыбалки.

    Шла мелкая морось, но недолго. Шли по песку, переступая через скользкие плети, выброшенной на берег приливом морской травы. Пройдя мимо входа в тоннель, пробитого в прибрежных скалах каторжанами, по узкой тропе выбрались на край мыса. Максим смотрел во все глаза на все, что находилось вокруг, а мне в свою очередь, хотелось показать ему мой остров именно сейчас, когда сын открыт для восприятия и познания мира. Я всматривался в знакомые с детства линии побережья, а в моей голове сами собой складывались стихи:

«Берег моря, сопки вверх,
Волны рассыпаются.
Не узнать, который век,
Дни здесь просыпаются.
То счастливые, то нет,
Пролетают быстро.
Угасает солнца свет,
За угрюмым мысом …»

    Когда началась рыбалка, настроение заметно улучшилось, Через два часа рядом с нами в острых каменных складках мыса лежало два десятка крупных окуней. Максиму рыбалка понравилась. Вытащив подряд несколько окуней, он глубокомысленно произнес:

— На съезд депутатов попал…

    Посвежело. Потянул южный ветер. Волны разбивались о скалы «Три брата», выступающие из моря у самого мыса. Древняя нивхская легенда гласит, что когда-то три брата пошли с медведем на берег моря смотреть выброшенного кита, а затем превратились в камни. На остроконечных, похожих друг на друга скалах расположилась большая колония чаек. Хотя чайки постоянные обитатели Александровского залива, но так много их в одном месте я раньше не видел. Возможно, где-то на побережье произошла экологическая катастрофа, и в поисках пищи птицы переместились сюда.

    На обед мать приготовила вареники из вишни, которую мы привезли из Хабаровска. Морской воздух и простор утомили нас и после обеда, не сговариваясь, мы с сыном повалились спать.

   Вечером читал старые газеты. В районной газете «Красное знамя» обнаружил некролог Виктору Александровичу Вихляеву. Крупный, благодушный мужчина, он до последних дней возглавлял городской отдел по физической культуре и спорту, и мы часто видели его на своих соревнованиях.

    9 августа 1991 г. Ранним утром встретился с молодыми тренерами детской спортивной школы Игорем Лениным и Сергеем Подкорытовым. Вместе с ними мы сегодня отправляемся в поход по западному побережью острова.

    Мы сидели в маленькой тренерской комнате, обсуждая маршрут, когда в «спортивку» зашел Валерий Петрович Цинин — учитель физкультуры средней школы №8 г. Александровска-Сахалинского, которую, как и спортивную школу, я окончил почти двадцать лет назад. Валерий Петрович был рад встрече и тут же вызвался помочь подобрать для нас туристическое снаряжение.

    Физическая культура была моим любимым предметом в школе. В начальной школе местом для занятий служил актовый зал. Почетное место на уроках занимала гимнастика еще и потому, что середина 60-х гг. была временем ярких побед советских гимнастов на международной арене. В теплое время года мы занимались физическими упражнениями во дворе школы у самой реки Малой Александрова. Зимой по реке, замерзшей и засыпанной снегом, мы уходили на лыжах в близлежащие сопки или на болота, которых множество в пойме речки.

    В старших классах занимались в спортивном зале клуба им. А.П.Чехова, принадлежащего местному рыбокомбинату. В то время все школьники Советского Союза играли в детскую военизированную игру «Зарница». Валерий Петрович вместе с директором школы проводили игру ранней весной, когда на сопках еще лежал снег. Баталии проходили шумно и весело — с «оружием» из слоеной фанеры, фланговыми обходами, полевой кухней с гречневой кашей. Пограничники местной заставы, сами вчерашние школьники, помогали нам постигать основы военного искусства, а городские медики учили оказывать первую медицинскую помощь. Игра «в войну» была любимым занятием подрастающего поколения в то время. Мы уходили на берег моря брать с боем, сохранившие с войны, заросшие шиповником, полуразвалившиеся траншеи, блиндажи и доты. Командовать «войсками» одноклассники доверяли мне. Однажды после чтения книги Р.Л. Стивенсона «Остров сокровищ», я убедил своих сверстников на некоторое время превратиться в пиратов, высадившихся на остров в поисках сокровищ. «Веселого Роджерса» — флаг морских разбойников я нарисовал сажей на куске простыни.

    Валерий Петрович был заядлым туристом. В районе не было сколь-нибудь заметного места, где бы он ни бывал со школьниками. Любимым его занятием в походах была рыбалка. Рыба, пойманная во время путешествий, непременно становилась нашим обедом или ужином. Однажды после окончания школы, я встретил Валерия Петровича на пирсе местного рыбокомбината, где они с дочкой, тогда еще подростком, рыбачили.

— С вами бы пошел, да вот занемог, что-то — сказал он, подгоняя снаряжение. Неизлечимая болезнь уже начала точить учителя — незаметно, исподволь забирая силы.

— Хлеба не успели взять… — посетовал я, укладывая в рюкзак туристский скарб — картошку, консервы, сапоги, запасную одежду…

— Ерунда, где шесть человек питаются там и восемь смогут — успокоил меня Валерий Петрович.

    Ровно в девять утра на машине рыбоохраны, свалив в середину крытого кузова вещи, мы тронулись в путь. Игорь Ленин взял с собою в поход овчарку по кличке Найда. Недавно у нее родились щенки — трое. Игорь их так и назвал — Раз, Два, Три. Собака деловито обнюхала всю команду, прежде чем нашла свободное место, легла мордой к выходу и успокоилась. Нам выпала возможность преодолеть около пятидесяти километров без особых физических усилий.

    Дорога пролегала вдоль реки Большой Александрова. Проехали Корсаковку, Михайловку. За Красным Яром дорога потянулась вверх на перевал, с которого открылась красивая панорама долины речки Владимировки. Здесь дороги уже не было — она шла прямо по руслу реки.

    На слиянии речек Владимировки и Февральской остановились. В потоке воды то тут, то там мелькали быстрые тени идущего на нерест лосося.

— Запасемся едой — заметив мой вопросительный взгляд, проговорил Игорь.

    Он извлек из рюкзака рыболовную сеть и привязал к ее краям вырубленных тут же полутораметровых шестов. Не прошло и десяти минут, как сеть была растянута поперек потока. По команде педагога дети стали камнями забрасывать яму выше по течению реки, чтобы вспугнуть стоящую в ней горбушу. Через мгновение в сети бились шесть больших рыбин.

— Доппитание — проговорил Игорь, глядя на инспектора рыбоохраны, женщину средних лет в комбинезоне, с короткой мужской стрижкой.

— Все, можно и протокол составлять… чему детей учим… — сказала она вполголоса, вяло наблюдавшая за происходящим.

    Игорь сам на лето становился общественным инспектором рыбоохраны, и все сотрудники его хорошо знали. Благодаря этому мы ехали сегодня на машине рыбоохраны, совершающей рейд по нерестовой реке. Максим, впервые участвовавший в ловле лосося, широко раскрыв глаза, таскал рыбин в кузов машины. Вскоре мы продолжили свой путь по нерестовой речке…

    Накрапывал мелкий дождь. В поселке лесозаготовителей — Владимировке, долго не задержались. Предъявив проездные документы лесникам, выехали на разбитую лесовозную дорогу. Водитель время от времени останавливался — налаживал то и дело слетающий вентиляторный ремень. Во время остановок Максим лез на склоны обступивших дорогу сопок, срывая с кустов только-только созревающую голубику. С обеих сторон лесной дороги лежали в беспорядке остовы сосен, в зелени травы, глубокими порезами виднелись буро-коричневые колеи.

    Наконец сопки расступились. Дорога как будто выдохлась, скатившись в низину безымянной речушки, повернула к берегу моря и вскоре совсем пропала, уткнувшись в прибрежный песок. Впереди, насколько хватало глаз, исчезая за горизонтом, раскачивалось и шумело море. Место, где мы остановились, называлось «Тоннель». Здесь нам предстояло расстаться с инспекторами рыбоохраны и сделать первую ночевку.

— Наверное, по названию шахты… их здесь много было… — ответил на мой вопрос о происхождении названия местечка Игорь Ленин.

    Действительно неподалеку от места высадки из травы торчали куски кирпича, согнутый в кольцо рельс, какие-то металлические листы. Оглядевшись, мы оставили берег и по еле приметной тропинке углубились в лес. Пройдя чуть более ста метров, вышли к охотничьей избушке. Таких избушек было немало поставлено в сопках и на побережье, и они не раз становились пристанищем для туристов. Срубленная из сосны она состояла из одной комнаты и сеней. В комнате с одним окошком, с печью и нарами внутри, сложили снаряжение. Место было выбрано не случайно. Рядом с охотничьим жилищем бил из земли ключ и огибая место стоянки, сбегал вниз к морю, теряясь в песке. В холодную родниковую воду мы сложили пойманную накануне горбушу, кусок сливочного масла…

    Собрав хворост для костра, подростки тут же ушли берег. С замытой наполовину песком баржи, они до самого ужина, ловили мелкую камбалу, отпуская рыбу всякий раз, как только она попадалась на крючки.

    Ночь в избушке была душной со звоном комаров. Я долго ворочался на нарах, стараясь не разбудить Максима, который уснул сразу (как и другие подростки), свернувшись калачиком в спальном мешке у меня под боком. Найда, оставшись за порогом, тихо скулила и скребла двери, просясь внутрь жилища.

    10 августа 1991 г. За ночь ветер разогнал тучи и, проснувшись, мы увидели солнце. Оно проникало сквозь листву деревьев острыми лучами, освещая нашу стоянку, ласковое и теплое. Не обошлось без происшествий. Найда, пока мы спали, расправилась с куском масла, лежавшим в ручье, за что получила от хозяина нагоняй. На завтрак дети ели молочный суп. Рецепт приготовления прост — достаточно вылить в кипящую воду банку сгущенки и засыпать пачку вермишели. Взрослые доели остатки вчерашней ухи. Столом служила, положенная на чурки широкая доска.

    Всю первую половину дня провели на берегу. После беспокойной ночи я с удовольствием подставлял искусанное комарами лицо теплому южному ветру. Справа и слева от меня простирался песчаный берег, теряясь за выступающими в море мысами. Вода была холодной, не выше 14-16 градусов. По воде сначала походили босиком, затем немного поплавали.

    Чтобы занять ребят, я предложил им состязания. Бросали по очереди тяжелую мокрую чурку, стараясь забросить ее как можно дальше, отмечая и сравнивая результаты. Вскоре к нам присоединились тренеры. Мышцы отзывались приятной усталостью. Нет ничего лучше естественного стадиона на берегу моря, когда любые предметы могут стать универсальными спортивными снарядами, а свойства среды можно рационально использовать для игр и забав. Видимо так придумывали свои самобытные игры представители древних культур, те же аборигены Сахалина, воспитывая подрастающее поколение.

    После обеда Игорь и Сергей с детьми ушли на прогулку в сторону бывшего пос. Комсомольского. Там на развалинах поселка какое-то товарищество с ограниченной ответственностью занималось лицензионным ловом горбуши. Я вместе с одним из старших ребят остался стеречь имущество. С нами осталась Найда. Она быстро освоилась со своей ролью, вынюхивала мордой воздух, поворачиваясь из стороны в сторону, готовая в любой момент предупредить об опасности.

    Расположившись на горячем песке у начала тропинки, ведущей к избушке, разговорились. Дима перешел в десятый класс и хочет стать военным летчиком. В «спортивку» ходит, чтобы по окончанию школы сдать экзамен по общефизической подготовке в летное училище.

— Хотелось бы, чтобы время остановилось… — вдруг сказал Дима.

— А ты оставался таким как сейчас — продолжил я за него знакомую мне самому мысль. Юноша взглянул на меня и кивнул головой.

    Группа вернулась через четыре часа все на той же машине рыбоохраны, проверявшей вчера деятельность товарищества. Вместе поужинали. За ужином водителя «лечили» водкой.

    К семи часам вечера небо затянулось тучами, начался дождь. Рыбоохрана уехала в город. Спать легли рано. Я сидел в сенях избушки за грубо сколоченным столом и пытался что-либо записать в тетрадь из событий последнего дня. Мысли путались, и я вскоре бросил свое занятие. В крышу прорывались капли дождя, шумно падая на пиленые березовые чурки, закопченную металлическую посуду. Не торопясь, я навел порядок в сенях — сложил ровной поленицей дрова, очистил стол от ржавых, черных от сажи кастрюль, накрыл куском полиэтилена столешницу. С полки со всякой всячиной выбросил вздутые, пришедшие в негодность консервы.

    К ночи подготовились более обстоятельно. Во время дождя комаров прибило к траве, и мы смогли проветрить свое временное жилище. При свете фонарика дружно добили на стенах последних, залетевших в избушку, представителей местной фауны. Ночь на берегу прошла спокойно.

    11 августа 1991 г. Утро провели на берегу. Купались. Играли в регби, выброшенным морем белым крупным поплавком от рыбацкой сети. Найда, принявшая было участие в игре, быстро натерла подушечки лап и, высунув язык, неподвижно лежала за белым от солнца бревном, наблюдая за нами.

    С отливом тронулись в путь. Замысел был простым — пройти до Александровск-Сахалинского по побережью в течение пяти-шести дней, отдыхая в удобных для этого местах. Первым пунктом нашего маршрута должна была стать речка Бушмакина, примерно в трех часах хода от того места, где мы сейчас находились. Максим нес одежду и спальник. Мне достался объемистый рюкзак с хлебом и палаткой, а также ведро с кухонной утварью.

    Некоторое время мы шли по низине, поросшей мелким лесом. Затем медленно справа по ходу движения поднялись сопки, величественно очерчивая линию берега. Прошли мыс Круглый. За мысом сопки подступили близко к берегу. Песок под ногами сменился каменными россыпями. Несколько раз останавливались, переводя дыхание. И вот, наконец, речка Бушмакина. Устье речки, шириною не более двух-трех метров, было завалено переплетенными между собой остатками деревьев и плавником, из-под которых лилась в море хрустально чистая вода. В просветах между бревнами я вдруг увидел больших рыб. Косяк горбуши стоял носами навстречу потоку, готовый вот-вот двинуться верх по руслу реки. Побросав рюкзаки, мы все, как один, облепили бревна, заглядывая в «окна» этого естественного аквариума.

    Не удержавшись, я встал на колени и, просунув руку между бревнами, попытался дотронуться до одной из рыбин. Почувствовав прикосновение, горбуша лишь чуть-чуть стронулась с места, размеренно покачивая плавниками. Вдруг со стороны моря я услышал громкие вопли сына. Максим с корягой в руках безуспешно гнался за наполовину видимым из воды горбылем, скатывавшимся вместе с холодным и прозрачным потоком к морю. Ему «помогали» двое ребят.

— Ну, вы дикари, перестаньте… — окликнул я подростков, пытаясь захватить пальцами жабры ближайшей ко мне рыбы.

    Наконец мне удалось выхватить неосторожную горбушу наверх. Крупная отливающая серебром рыба приятной тяжестью тянула руку. Игорь Ленин, улыбаясь, неподвижно смотрел на всех нас… здесь он был не впервые.

    Рыбоохрана и здесь не оставила нас без внимания. Над головою неожиданно зашумел вертолет — желтый с красной полосой на борту. Появившись со стороны Александровска, «винтокрыл» (так назвал вертолет рыбоохраны Игорь) пролетел в сторону мыса Круглого, затем появился вновь, теперь уже из глубины ущелья.

    Пройдя над речкой, он на некоторое время завис над устьем, затем ушел на север.

— Берегут речки… Рыбачить будем? — спросил я руководителя нашей маленькой экспедиции.

— Я взял разрешение на лицензионный лов, так что без ухи не останемся — ответил Игорь.

    Подростки под руководством Сергея занялись обустройством лагеря чуть в стороне от устья на песчаной косе, а мы с Игорем занялись рыбной ловлей. Игорь орудовал крючком из гнутого гвоздя на длинной палке, а я найденным в траве самодельным сачком с крупной ячеей. Через пятнадцать — двадцать минут на берегу речки лежало десятка полтора крупных рыб. Это было больше чем нужно для пропитания группы, и мы посчитали необходимым остановиться.

    Горбылей не брали, а попавшихся сталкивали обратно в речку. Из самок извлекли красную, зернистую икру. Я впервые был на нерестовой речке в период хода лосося, хотя знал практически все об удивительных свойствах красной рыбы. О том, что она нерестится только в тех ручьях и речках, где сама родилась, и то, что непременно гибнет, оставив икру, что плоть взрослых рыб, становится пищей для подрастающей молоди.

    И вот теперь я сам был на нерестовой речке, а река проверяла меня на милосердие.

    Солнце клонилось к закату. Вновь, как и вчера с моря потянул ветер с моросью. В палатки занесли рюкзаки и весь остальной скарб. За ужином все — взрослые и дети ели приготовленную тут же на берегу икру. Приготовление икры простое: в кипяченной горячей воде ястыки промываются, затем икра освобождается от пленки, и помещается в тузлук на 5-10 минут. Соли считается достаточно, если всплывает помещенная в кипяток очищенная картофелина. Просолившуюся икру порциями откидывают на марлю и, перекатывая из стороны в сторону, очищают ее от оставшейся слизи. Затем марля с икрой подвешивается так, чтобы лишняя влага стекла. После этого икра готова к употреблению. Банки для хранения икры стерилизуются — промываются горячей водой и обдаются паром изнутри (для этого можно поставить их на открытый чайник с кипящей водой).

    В полной темноте легли спать. К часу ночи к берегу у самого устья вдруг причалила моторная лодка, пришедшая со стороны Александровска-Сахалинского. Услышав шум мотора, мы вышли из палатки. Трое мужчин высадились из лодки и с фонарями в руках направились в нашу сторону. Мы напряженно вглядывались в крупные приближающиеся фигуры незваных гостей. Чтобы лучше видеть, подбросили в костер сухих веток, и тот разгорелся сильным пламенем, освещая косу. Состоялся короткий разговор — непрошеных гостей интересовало только одно — не рыбоохрана ли мы. Бояться им было некого. Функции рыбоохраны не входили в наши планы, а связываться с ночными пришельцами на берегу моря, вдали от города, с детьми было бы безумством.

    В течении двух часов по руслу нерестовой реки беспорядочно мелькал свет фонарей. Браконьеры ловили горбушу, сваливая ее в лодку. Шел прилив, и с моря поднимались по речке, будто пульсирующая в артериях кровь, все новые и новые, казалось неиссякаемые косяки лосося.

    12 августа 1991 г. Встали поздно — сказалось ночное происшествие. Близость чужих людей не позволила спать до тех пор, пока лодка с браконьерами не покинула устье речки Бушмакина.

    Когда я вышел из палатки, вдоль берега низко стелился туман. Справа и слева от устья маячили черные головы нерп, которые «сторожили» ожидающие прилива, пришедшие с моря косяки горбуши. Над водою, огромным полукругом, будто трава на ветру шевелились сотни плавников.

    Из ущелья дул ветер, с запахами трав и деревьев. Найда, держа нос по ветру, надрывно лаяла в сторону зарослей, плотно обступивших речку.

    — Наверное, медведя чует… — сказал Игорь, выбираясь из палатки. — На рыбу пришел. По весне, я ходил на лодке до Комсомольского, видел их с моря десятка полтора. На берег медведи выходят в поисках рыбы.

    Пока все спали, я наловил форели, которая во множестве крутилась в устье речки, поедая икру, а затем приготовил ее на металлическом листе, нагретом на костре. Сочная и ароматная рыба пришлась всем по вкусу.

    После завтрака Игорь с Сергеем ушли вверх по речке. Там в двадцати минутах ходьбы располагалась охотничья избушка, и они хотели посмотреть ее состояние для использования в следующем походе. Найда, последовавшая за ними, быстро вернулась в лагерь. Вероятно незнакомые запахи, идущие вниз по речке, ее пугали. На самом деле, встречи медведей с людьми не редкость в это время. Не только люди — медведи, лисы, птицы — все живое устремляется к реке в период хода лосося, чтобы насытиться, подкормить потомство, запастись энергией… В целях безопасности Игорь с Сергеем захватили с собой патрон с сигнальной ракетой. Медведи не встретились, но напряжение во время вылазки, не оставляло их ни на секунду.

    К одиннадцати часам погода развеялась. Яркое солнце осветило косу. Ветер изменил направление и дул теперь с моря — мягкий и приятный. Слева от устья речки над морем нависала поднимающаяся уступами скала. На ней темно-зеленым клином тянулись к небу величественные ели.

— Прошлым летом на моторке я тоже выходил в море. — рассказывал Игорь. — Когда возвращались, сломался мотор. У мыса Жонкиер волна опрокинула лодку. Рыба, ружье, собака… все утонуло. Мы с напарником еле выплыли. Потом на катере искали, уплывшую по течению лодку.

    Впереди показалось Агнево. Еще совсем недавно здесь жили люди, работала угольная шахта, велась заготовка и сплав леса. Теперь поселок полностью обезлюдел. Дома по склонам сопок у устья реки Агнево встретили нас пустыми глазницами окон и проемами дверей. Обваленные крыши и провалившиеся полы, заросшие мелколесьем и высокой травой дворы и огороды, брошенная утварь. Агнево постигла участь многих закрытых в 60-е годы поселков Сахалина — невинных жертв коммунистического строительства.

    Разбили стоянку, как и в прошлый раз, на узкой косе на берегу моря, на правой стороне реки. Ночью прилив пригнал воду к самому порогу палаток.

    13 августа 1991 г. С утра попытались поставить рыболовную сеть. Мои коллеги предполагали растянуть ее поперек русла реки чуть выше устья, где вода разлилась широко, собираясь затем в узкой горловине в тугой поток, чтобы вырваться в море. Начинался прилив, и уровень воды в реке быстро поднимался. На наших глазах река будто закипала от мощного противодействия встретившихся в устье потоков, вперемешку с мелким мусором, водорослями, ветками…

    Дима, держа в руках конец веревки, привязанный к неводу, стал медленно переходить устье реки. Он уже почти перешел на другой берег, как вдруг приливное течение сбило юношу с ног, потащило вверх по реке, закрутило в водовороте. Подтягивая веревку, мы помогли неосторожному рыбаку благополучно выбраться на берег. Вторую более удачную попытку сделал Игорь Алексеевич. Перейдя на противоположный берег, он, вытащил пятнадцатиметровую сеть из капроновой лески на середину реки. Тем не менее, рыбалку пришлось прекратить — установленная сеть, под действием прилива вытянувшись полукругом в сторону сопок, уже через пять минут была плотно забита морскими водорослями.

    Небо было затянуто серыми облаками и было прохладно. Оставив сеть на берегу, мы потянулись к костру. Подростки, позавтракав молочным супом, ушли купаться вверх по реке и оттуда доносились их веселые голоса.

    Со стороны Александровска-Сахалинского снова появился вертолет рыбоохраны. Сделав круг над устьем реки, он начал снижаться и через некоторое время сел на прибрежную полосу рядом с нашей стоянкой; разметая в стороны песок и мелкий мусор. Из него вышли трое мужчин, два из которых, как позже выяснилось, действительно были инспекторами рыбоохраны, третий — начальником районного дорожностроительного управления, прибывший на речку туристом. Пилот не стал дожидаться пассажиров, поднял вертолет в небо и полетел дальше вдоль побережья.

    Идущий впереди, плечистый, с крупным лицом и русыми волосами, вооруженный пистолетом мужчина — старший инспектор рыбоохраны, приблизившись и широко улыбаясь, спросил:

— Где мой сын?

    Это был отец одного из подростков, участвовавших в походе по берегу моря. Это он ставил избушку на Бушмакина, где живет зимой, промышляя соболя. Игорь и Сергей были хорошо знакомы с ним. Теперь было понятно, почему нас так плотно опекала районная рыбинспекция в нашем путешествии с самого первого дня.

    Вместе пообедали. Все ели много и с аппетитом. Начальник дорожно строительного управления разлил по кружкам, бутылку шампанского. Старший инспектор рыбоохраны, держа на коленях чашку, сидя на бревне чуть в стороне от костра вполголоса наставлял сына.

    После обеда вышли к реке рыбачить. Начался отлив, и течение реки было ровным, спокойным. Вновь перебравшись на другой берег, Игорь вбил в лежащее у воды бревно металлическую скобу. Затем продел в скобу веревку, привязанную к неводу, и держа ее за конец, вернулся. Вода едва доходила до пояса. Находясь не одной стороне реки, сетку теперь можно было через скобу вытягивать на берег или  устанавливать в любое место реки, не заходя в воду.

    Через десять — пятнадцать минут в сетку влетел небольшой таймень, килограмма на четыре весом. Тайменя — серебристого цвета рыбу с темными пятнышками на брусковатом теле, с широкой пастью и сплющенной головой на Сахалине ловят в реках, озерах, лагунах восточного побережья, реже в некоторых реках западного побережья, как в этот раз. Таймень может достигать двух метров и весить до шестидесяти килограммов. Обычно таймени в устьях рек ищут себе пару, которые потом уходят на нерест и сохраняются там даже после нереста.

    Время от времени мы вытягивали сеть на берег реки. Таймени больше не попадались. Зато из сетки друг за другом были извлечены несколько крупных особей кунджи. Кунджа — самый распространенный вид рыбы на Сахалине и Курилах. Обитает, как и таймень, в основном в прибрежных акваториях морей, в приустьевых участках и низовьях рек. Мясо кунджи светло-розового цвета. Эта рыба, как я убедился, хороша в ухе, в жаренном и вяленом виде. Среди пойманной рыбы оказался лишь один самец горбуши — красно-коричневого цвета с крючковатым носом и горбом на спине. Как пояснили инспекторы рыбоохраны, горбуша прошла на нерест неделей раньше, и сейчас находилась в верховьях речки, в самой глубине синих сопок.

    В небе зашумел «винтокрыл». Облетев побережье к югу от места нашей стоянки, он мягко приземлился на косу, где был разбит наш лагерь. Из вертолета вышли летчик и еще один вооруженный пистолетом, рыбинспектор Соломин. В свое время мы вместе с ним защищали честь района на областных соревнованиях по легкой атлетике. Мы тепло поприветствовали друг друга.

    Договорились, что завтра на вертолете нас перебросят через труднопроходимый Агневский мыс на Васькин ключ в девяти километрах отсюда, на место нашей новой стоянки. Забрав рыбинспекторов, вертолет взмыл в небо и ушел в сторону Александровска. Дети обрадовались, услышав о воздушной прогулке и возможности получить новые впечатления.

    Весь день сетка стояла в реке. Мы складывали пойманную рыбу в холодную воду ключа, чуть выше устья реки. В наступивших сумерках на берегу, растянувшись цепочкой, неожиданно показалась большая группа туристов. Это были юные спортсмены и тренеры детско-юношеской спортивной школы по горным лыжам г. Александровска-Сахалинского. Они только что преодолели Агневский мыс и многие были мокрыми с ног до головы. Приблизившись, они осторожно переправились на правый берег реки, где вскоре засветились огни большого костра. Прямо из сетки мы передали вновь прибывшим четыре больших кунджи для ухи. Как мы узнали, дневной переход группы продолжался более шести часов. Было заметно, что ребята устали. Как и мы в свое время под руководством наставников дети постигали школу выживания, взаимовыручки, самодисциплины.

    В одиннадцатом часу улеглись спать. Дети утихли раньше. Укладываясь, решил, что завтра с Максимом мы уйдем в Александровск-Сахалинский, сразу после того, как нас перебросят вертолетом на Васькин ключ. Быть все десять дней в походе, каким бы он привлекательным не был, было неудобно перед мамой, к которой я приехал на Сахалин.

    — Поговорим с рыбоохраной, может быть вы завтра вертолетом прямо в Александровск попадете… — сказал Игорь, которому я рассказал о своих планах.

    Ветер усилился. В проеме палатки, стоявшей у самой воды, были хорошо видны освещаемые пламенем костра белые гребни волн, туго скрученные плети морской капусты на влажном песке, шевелящиеся от мерного и могучего движения моря.

    14 августа 1991 г. Погода заметно испортилась. Вертолет не прилетел, ни утром, ни в обед, ни к вечеру. Ветер раскачал море и крупные с беляками волны рушились на берег. Снялись и ушли вверх по реке в п. Владимировку горнолыжники.

    Около пяти часов вечера я стал решительно собираться. Сидеть дальше на р. Агнево, оставаться здесь на третью ночь не хотелось.

    Я расспросил своих попутчиков про дальнейший путь, записал время отливов и приливов на ближайшие два дня. При их определении путешественники пользовались специальной таблицей, составленной гидротехнической службой Александровск-Сахалинского морского торгового порта. Через два часа должен быть полный отлив, и до темноты мы с сыном могли пройти Агневский мыс по малой воде без особых происшествий.

    Прежде чем мы вышли из лагеря, Игорь положил в наши рюкзаки две банки тушенки, булку хлеба, тяжелый пакет подсоленной рыбы. Сергей сидел у костра, выстругивая из корневища дерева замысловатую фигурку. Написал на клочке бумаги свой хабаровский адрес и передал коллегам.

— Спасибо за море, за рыбалку… — сказал я, прощаясь с ними.

    Я не мог предполагать тогда, что вижу Игоря в последний раз. Через полтора месяца его не станет. Несчастный случай неожиданно для всех оборвет жизнь этого молодого, крепкого здоровьем, жизнерадостного человека.

    Несмотря на наши прогнозы, Агневский мыс был плотно окружен морем. Волны, поторапливаемые ветром, били в дряхлую грудь мыса, осыпаясь вниз глиной, мелкими камнями и брызгами. Возможность промокнуть в самом начале пути нас не прельщала. Мы полезли верхом, скользя по сырой глине, ломая стоящий на пути стеною лопух.

    Выбравшись наверх, долго шли по краю обрыва едва заметной тропкой. Мыс остался позади. Спуска не было. Впереди, намного километров вперед, видна была стена, круто обрывающихся вниз и быстро темнеющих сопок. Некоторое время шли по мелколесью. Наконец в складках местности увидели полоску травы, круто соскальзывающую к морю и сходящуюся клином, казалось, у самого берега. Вероятно, когда-то в этом месте был оползень. Здесь мы и решили попробовать спуститься на берег.

    Цепляясь за траву, начали осторожно спускаться вниз. Сколько времени мы ползли вместе с травой и глиной вниз, я не помню, но нам пришлось остановиться раньше, чем мы хотели. Оставалась совсем немного, когда сопка вдруг резко оборвалась вниз. Десять — двенадцать метров почти отвесного склона отделяли нас от желанного берега. Сгущались сумерки, и надо было действовать. Сначала сбросил снаряжение. Рюкзак сына, скатившись вниз, попал в лужу морской воды среди, лежащих на берегу камней и лежал там, быстро темнея от влаги.

    Первым спустился на берег Максим. Предварительно я надежно обвязал сына веревкой и, крепко упершись в склон сопки, подстраховал его при спуске. Затем сам, внимательно выверяя каждый шаг, по едва заметным в скале выступам осторожно спустился на берег. Путь к дому был свободен. Узкая песчаная полоска берега тянулась на север далеко вперед.

    Приведя в порядок снаряжение, тронулись в путь. Прошли водопад Ревун — бурный поток летящей с большой высоты воды. Вода стекает с сопок повсюду, подтачивая и разрушая камень. Одно такое место показалось особо красивым. Длинные темно-зеленые нити мха, будто волосы красавицы, протянулись с верху вниз по каменному склону и по ним стекала вода.

— Колдунское место — проговорил Максим, заворожено оглядываясь назад, когда мы прошли этот удивительное место.

    Прошло два с половиной часа, после того как мы оставили лагерь, и вышли на Васькин ключ — небольшую медленную речушку, уходящую вверх в узкое ущелье с темно-зелеными елями на склонах. Сделали остановку. Ныл коленный сустав правой ноги. Берег на протяжении всего пути был пологим в сторону моря и правая нога, находившаяся при ходьбе все время выше левой, получала при движении большую нагрузку. Каждый человек, совершающий путешествие по побережью моря, вероятно, испытывал эти ощущения.

    В Васькином ключе, бросив рюкзаки, некоторое время наблюдали, как в большой яме у самого берега, не обращая внимания на наше присутствие, кормилась крупная мальма с ярко красными розовыми пятнами на теле. Туристы ловят эту рыбу на всех ручьях, речках и реках области на тонкую леску 0,2 — 0,25 мм сечением, крючки от пятого до седьмого номера с коротким цевьем. Груз обязательно должен быть легким, поплавок небольшим. Наживкой может быть красный червь, муха, кусочек мяса или рыбы. Осенью мальма, также как и молодь симы, тайменя, кижуча, особо любит маленькие тампончики из свежей икры горбуши или слабо подваренную, подсушенную икринку кеты.

    Быстро темнело. С моря потянул туман, пошел мелкий дождь. Мы ускорили шаг, надеясь до темноты добраться до Бродяжки. В устье речки с незатейливым названием, находился рыбацкий стан, где я рассчитывал расположиться на ночлег. Напряженно всматриваясь в забитые туманом складки сопок, я с нетерпением ожидал увидеть место стоянки. Прошло немало времени, прежде чем сопки расступились, и мы практически одновременно увидели чуть в стороне от берега длинный навес для сетей и оббитый рубероидом сарай для жилья с одним окошком в сторону моря, затянутым куском полиэтилена. Из темного ущелья, в плотном окружении высоких трав, струился к морю узкий прозрачной поток холодной родниковой воды — это и была Бродяжка.

    Рыбацкий стан был пуст. Рюкзаки внесли в сарай. В нем находились широкие, грубо сколоченные, нары, стол, лавка. Земляной пол был засыпан окурками папирос, старыми изорванными журналами, мусором. На окошке лежали подернутая пылью открытая пачка поваренной соли, осколок зеркала.

    Рядом с сараем на кострище разожгли огонь, разогрели банку мясной тушенки, поужинали. Дождь незаметно усиливался. На нары я бросил кусок полиэтилена, сверху спальный мешок. Максим мгновенно забрался в него и уже через минуту уснул. Дорога сильно утомила его.

    Прежде чем лечь спать, я предпринял некоторые меры безопасности. К большому металлическому кольцу на дверях из толстых досок я привязал кусок проволоки и, натянув ее, прикрутил его другим концом к нарам. Нашел и положил под бок деревянную колотушку, какими обычно толкут картошку-пюре. Некоторое время я ворочался на твердой ложе, пытаясь уснуть. В мутном проеме окошка виднелись красные сполохи догорающего костра. Пошел дождь — крупный, шумный. Крыша протекала. Сначала на нары упала одна капля, за ней другая. Стало сыро и холодно. Сон приходил долго — тревожный, беспокойный…

    15 августа 1991 г. Проснулись в седьмом часу. На душе скверно. Сухими дровами из сарая разожгли костер, согрелись. Сырая одежда густо парила. Умылись в ключе, чуть тронутом лучами утреннего солнца. На завтрак съели вторую банку тушенки с хлебом. Поели карамели, запив ее ключевой водой.

    Начался отлив. Море медленно отступало от сопок, открывая дорогу. Пора было выходить. Сегодня наше путешествие должно завершиться. Нам с Максимом предстояло пройти берегом моря около двадцати километров до Макарьевки — бывшей угольной шахты, где еще сохранился жилой поселок, там сесть на рейсовый автобус и уехать в Александровск- Сахалинский.

    Опять повис туман, посыпался мелкий дождь. Промокшие волосы прилипали ко лбу, смешиваясь с испариной, мокли плечи и грудь. Мы почти не останавливались, сберегая время…

    День медленно катился к полудню. Позади нас остались Докторский ключ, Черная речка… Дождь незаметно кончился, и стало тепло. То и дело из воды, сопровождая нас, высовывались любопытные нерпы. Максим хлопал в ладоши и нерпы, заслышав резкий звук, моментально скрывались под водой, вновь появляясь уже в другом месте. Песок сменился гравием — мелкими окатанными обломками пород и минералов, которые расползались при каждом шаге, затрудняя движение.

    Через полтора часа вышли к Поселенке. На каторжном острове ссыльный последовательно проходил четыре ступени: каторжный, поселенец, крестьянин из ссыльных, вольного состояния. Ссыльных, отбывших свой срок в каторжной тюрьме (поселенцев), тюремная администрация «садила» на участки, на которых они должны были выстроить дом и обзавестись хозяйством.

    Вагончик и два приткнутых стальными ножами друг к другу бульдозера — все, что мы увидели на пустынном берегу. С Поселенки в город возили на плашкоутах гравий для строительных работ.

    Однажды с взрослыми ребятами, я увязался на Октябрьское озеро, где на брошенных огородах мы собирали клубнику. Пришли туда лесной дорогой, а домой вернулись плашкоутом. С капитаном плашкоута «расплачивались» клубникой — по пол-литра с носа. Он же накормил нас вкусной и рассыпчатой гречневой кашей.

    Сам поселок Октябрьский, находившийся сразу за Поселенкой был к этому уже времени закрыт. Дома после закрытия шахты разбирали и вывозили в город. Как рассказывали очевидцы, все, что люди не успели вывезти, было сожжено на учениях пожарных частей области, которые были устроены на развалинах поселка. Даже был снят фильм по гражданской обороне. Появились наполовину сожженная причальная стенка, остовы бетонных строений; Дорога от берега моря уходит круто вверх по пустынной ложбине, в которой располагался бывший поселок. Слева на вершине мыса Октябрьского чуть видны были черные кресты кладбища, напоминая путникам, что здесь когда-то жили люди.

    В Октябрьском долго не задержались. Время полного отлива кончилось, и вода вновь начала надвигаться на остров. Благополучно миновали мыс, лавируя между камнями. Ненадолго остановились у тропы на озеро Октябрьское, в полутора километрах от поселка. Озеро находится высоко в сопках и является излюбленным местом туристов. Впервые побывал на Октябрьском озере, вместе с Гориным Юрием Ивановичем — учителем истории, вместе с другими школьниками, когда мне было двенадцать лет. Юрий Иванович вел историю в пятых-восьмых классах. Он много рассказывал об открытии Сахалина, каторге, Чехове и Дорошевиче, о каторжных-людоедах. На уроки он приносил репродукции великих художников с изображением стрелецкой казни, портреты членов царской фамилии. Учащиеся готовили рефераты, а затем выступали с ними перед классом. Помню, как в шестом классе, я приготовил доклад о падении Сибирского ханства, выбирая из книг места посвященные баталиям. Чтение доклада затянулось, но учитель не остановил меня, видя интерес одноклассников к тому, что я рассказывал.

    Своей любовью к природе и путешествиям, Юрий Ивановича заразил всю школу. Он прекрасно знал историю Сахалина, основал школьный краеведческий музей. Сюда попадали экспонаты из наших путешествий.

    24 апреля 1964 года решением Президиума Ученого Совета Сахалинского отдела Географического общества СССР Горину Юрию Ивановичу за многолетнюю краеведческую работу и организацию музея при Александровской школе №8 было присвоено почетное звание «Отличный краевед Сахалинской области».

    В 1968 году, благодаря Юрию Ивановичу Горину на базе школы №8 была создана детская туристическая организация «АИСТ» (александровский исследователь, следопыт, турист). Наша команда имела форму, эмблему, девиз. В начале 70-х годов ей не было равных в городе по туризму. Мы неизменно были в числе первых, сначала на районных, а затем на областных соревнованиях по туристской технике и краеведению. Многие из тех, кто прошел эту школу, вспоминают проникновенные рассказы Юрия Ивановича об истории открытия и забвения этих удивительных по красоте и одновременно трагических мест.

    До полудня мы шли по берегу без приключений, и все же нам не удалось избежать купания в морской воде. В районе скалы Шапка Чапая мы оказались прижатыми к сопкам приливом. Некоторое время на четвереньках перебирались через каменную осыпь, бегом преодолели несколько прижимов, используя короткие мгновения, когда волны отступали, пока вовсе не остановились. Неожиданно для себя мы оказались в каменном мешке между морем и сопками. Обойти опасное место верхом не представлялось возможным из-за крутизны склона, внизу под ногами в расщелины огромных валунов бились волны. Резко изменилась погода, пошел крупный дождь, стало холодно. Перспектива сидеть под непрочными сводами сопки под ударами волн и дождя, ожидая отлива, не прельщала. Соображая, что делать, я вполголоса пел, пришедшую на ум песню Владимира Высоцкого:

Здесь вам не равнина, здесь климат иной.
Идут лавины — одна за другой…
Здесь за камнепадом ревет камнепад.
И надо свернуть обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь –
Опасный, как военная тропа…»

— Пап, громче пой … — сказал вдруг Максим.

— Зачем? — спросил я, впервые за все время пути, долго и внимательно поглядев на сына.

— Запомнить хочу — ответил Максим, плотно прижавшийся к серым острым камням.

    Промокший до нитки, широко открытыми глазами сын смотрел на все происходящее вокруг, впитывая без остатка окружающий его мир, пытаясь запомнить его таким, непривычным для себя, надолго, навсегда…

— Пошли! — сказал я решительно, показывая на расщелину, откуда к самым ногам поднялась пеной и опала очередная волна

  — Пап, мы утонем — попятился Максим, чувствуя опасность. Разговаривать было некогда. С каждой минутой вода, подгоняемая приливом, поднималась все выше и выше, не оставляя шансов на благополучный исход.

    Надо было действовать немедленно. Тревога, охватившая меня, исходила еще из-за того, что я не мог видеть, насколько продолжителен был прижим. Взяв свой рюкзак и дождавшись, когда очередная волна отхлынет от берега, я быстро спустился в расщелину, и по пояс в воде начал стремительно насколько это было возможно, продвигаться вокруг валуна, преградившего путь. Пройти, как оказалось, нужно было около двадцати метров. Волна настигла меня на середине пути, бросила на скалу, едва не сбив с ног. Со следующей волной, на мгновение освободившей путь, я благополучно миновал опасное место.

    За камнем, невидимый отсюда оставался Максим. Зная путь, я действовал более уверенно. Вернувшись, я быстро надел рюкзак сына на плечи, затем взял его самого на руки и вновь спустился в воду:

— Не двигайся, чтобы не случилось! — приказал я.

    Волны бились в ноги и спину, стараясь повалить нас. Шаг за шагом, цепляясь пальцами за выступы скалы, вымокшие с ног до головы мы, наконец, достигли цели. Опасность миновала. Впереди, до самого мыса Воевода, расстилался песчаная полоса берега. Я огляделся и проверил снаряжение. Максим, только, что по-мужски сражавшийся со стихией, сник. С него обильно текла морская и дождевая вода одновременно. Я был не в лучшем виде. Выжав одежду, мы какое-то время шли у самой кромки воды. Остановились на речке Каменке в километре от мыса. Максим замерз окончательно. Необходимо было остановиться, чтобы согреться и просушить одежду.

    Все вокруг было напитано влагой, и разжечь костер было непросто. Я долго, укрывшись полиэтиленом, вырезал из мокрых веток сухую сердцевину, складывая стружки, прежде чем мне удалось разжечь спасительный костер. Максим как мог, помогал мне. Погода будто сжалилась над нами. Дождь вдруг кончился, проглянуло солнце. Стих ветер, тише стал прибой. Переоделись в сухую одежду, еще в лагере предусмотрительно упрятанную в полиэтилен. Доели последнюю банку тушенки. Банка оказалась сильно смятой в середине. Удар пришелся по ней видимо там, на прижиме, когда меня бросило волной на скалу. Поели плоды шиповника, сорванные по пути. Максим, согревшись, начал дремать, а затем уснул, забравшись в сырой спальник.

    К пяти часам вечера я прошел к мысу Воевода. Вода уходила, подчиняясь колебаниям уровня моря, обнажая мокрые камни. Вернувшись, я растолкал Максима. Быстро собравшись, мы вышли в путь и уже через полчаса энергичной ходьбы вдоль отвесных скал выбрались к Макарьевке. Впереди виднелся полуразваленный пирс, а дальше по берегу в светлой дымке — мыс Жонкиер и чуть видимый силуэт Александровского маяка. Настроение поднялось, и мы бодро зашагали к поселку. Здесь была шахта, одна из первых на Сахалине. Отсюда в 60-е годы по концессии брали уголь японцы. Теперь шахта закрыта. Работы нет, но люди уходят отсюда с трудом, кто в город или на материк, а чаще в мир иной.

    В единственном поселковом магазине купили бутылку мутного виноградного сока, пакет сладких пряников. В семь часов вечера сели на рейсовый автобус и уже через сорок минут были дома. С перевала на минуту открылась широкая панорама залива и раскинувшегося на его берегу города…

    Мать сидела во дворе и курила папиросы. Мы прошли в дом, вместе приготовили ужин.

— Я уж и не знала, когда вас ждать… — говорила мать, накрывая на стол.

    Взглянул на себя в зеркало, впервые за семь дней. На меня смотрело обветренное лицо с густой щетиной и блестящими белками глаз. Чувство усталости вместе с глубоким чувством удовлетворения от совершенного пути переполняли тело и душу. В доме было тепло, сухо, спокойно.

    16 августа 1991 г. Полные приключений дни, проведенные на берегу моря, закончились.

    Вечером отправился к Андрею и Лене Герасименя, чтобы поздравить друзей с рождением сына. Мише — симпатичному крепышу, исполнился месяц.

— Поздравляю вас с сыном… а вас с внуком, — обращаясь к маме Андрея. — Пусть вырастет здоровым и добрым.

    Подарил цветы и игрушки. Мама Андрея, внимательно слушавшая меня, сказала в ответ:

— Матери твоей здоровья, и чтоб на Сахалин приезжал почаще. Ведь пока мать жива — приезжаешь, долг все-таки, а так ведь когда приедешь?

    Брат Андрея — Анатолий в свое время окончил Хабаровский механический техникум. Работал мастером литейного цеха на судоверфи, затем сменным мастером холодильных установок на местном рыбокомбинате, где и работает сейчас. Их отец — Михаил Андреевич Герасименя всю жизнь проработал на Александровск-Сахалинском рыбокомбинате радиомехаником. К сорокалетию Победы в Великой Отечественной войне 1941-45 гг. он выступил инициатором установки памятной стелы на территории предприятия, в память о работниках рыбокомбината, погибших на войне. Он сам выполнил чертеж и участвовал в сооружении стелы.

    После ужина Андрей вызвался проводить меня. Шли темными, безлюдными улицами, старательно обходя лужи. Зашли в дом. До поздней ночи сидели на кухне и разговаривали. В темной комнате хрипло кашляла мать. Андрей по-прежнему считал глупостью свое согласие на работу в правоохранительных органах. Я вспомнил, как мать просила однажды Андрея придти к ней во двор в милицейской форме и «постращать» вечно пьянствующих соседей.

    17 августа 1991 г. Вместе с Андреем Герасименя посетили дом-музей им. А.П. Чехова. В прошлом году к столетию пребывания писателя на Сахалине здание музея было реставрировано. На стенде, предваряющем обновленную музейную экспозицию, строчки из его знаменитой книги «Остров Сахалин», посвященной сахалинской каторге:»…быть может, в будущем, здесь на этом берегу будут жить люди, и, кто знает? — счастливее, чем мы».

    Чуть более трех месяцев продолжалась поездка А.П. Чехова на Сахалин. В доме местного купца Ландсбергиса (Ландсберга – прим. Г.С.), где сейчас и расположился музей, Чехов напряженно работал как врач, как ученый, как общественный деятель, как писатель. Побывал в селениях, видел тюрьмы и жизнь каторжников — невольных поселенцев острова. Сейчас часть улицы, носящей имя Чехова, решено сделать исторической зоной, восстановив в первозданном виде, находившиеся здесь в период пребывания Чехова, дома и хозяйственные постройки. Макет застройки экспонируется в музее. Построена уже торговая лавка Ландсбергиса. Вместе с домом они передают дух дальневосточной окраины царской России — обстоятельность, размах, прочность… Дома добротны, сработанны из крепкой лиственницы. Вокруг, приземистые, затянутые болотиной дома эпохи развитого социализма со стенами из двойных досок, засыпанных внутри шлаком. В них выросло новое поколение александровцев…

    На выходе из дома-музея купили карту Сахалина с обозначенным на ней маршрутом передвижения Чехова по острову в мае — июне 1890 года, а также набор открыток — фотографий с видами Александровского поста конца прошлого века.

— После реставрации, в музее был? — спросил я Андрея, когда мы вышли, заметив, как он внимательно рассматривал экспозиции музея. Он отрицательно покачал головой и смущенно улыбнулся.

    Согласен с тем, чтобы у города был День Чехова, чтобы его участники, хоть раз в году могли приобщиться к великой жизни и ее завету — «духовное рабство начинается с иждивенчества, с желания похныкать и поплакать в чужую жилетку: ах как трудно, как скудно нам живется, помогите; раба из себя по каплям можно выдавливать лишь тогда, когда из человека клянчащего, берущего станешь человеком дающим, совершающим без лишних слов — нужную, необходимую ближним твою работу, по разным причинам не совершенную ими самими».

    Встретили одних знакомых, затем других…

— Город небольшой, если хочешь кого-нибудь встретить, выходи с утра на улицу, обязательно увидишь — отметил Андрей.

    Бывший одноклассник А.Щеглов, работает на шахте Арково. Она находится в тринадцати километрах от города.

— Зарплату не платят… вот только-только за июнь выплатили. Шахта убыточная, закрыть могут. Работы в городе нет, люди спиваются…

    Для александровцев алкоголь неизменное средство общения. Зачастую длительность общения зависит от количества имеющегося спиртного. Употребление суррогатов и смерть от отравлений стали обыденным явлением. На продуктовые талоны в месяц каждый совершеннолетний житель города мог выкупить только одну бутылку спирта и одну бутылку вина.

    — Слону дробина — комментирует Андрей. — Пенсионеры, из тех, что сами не пьют, продают спирт с двойной — тройной наценкой, компенсируя потерю своих сбережений. Бутылка спирта — плата за услуги. Это подвозка угля, пилка дров. Деньги в расчетах не участвуют, купить на них все равно нечего. Люди кормятся с моря и дачных участков — кто со своих, кто с чужих…

    Появилась, стремительно разрастаясь, новая категория людей — бомжи, люди без определенного места жительства.

— Где спать лег, там и Родина… — говорили про таких местные жители.

    18 августа 1991 г. Ранним утром меня разбудил громкий женский голос, доносившийся со двора:

— Дора, на базе горбушу дают, по два рубля рыбина! — кричала заспанная соседка.

    На территории оптово-торговой базы, на которую я тут же отправился по просьбе матери, сразу за проходной стоял автомобиль «Урал» с полуприцепом, в котором толстым слоем укрытая луговой травой лежала мертвая рыба.

— Поротая? — спросил я сидящего в окне проходной молоденького милиционера в расстегнутом кителе и без фуражки.

— Целая. — ответил милиционер, намазывая на черный хлеб красную икру, видимо только что приготовленную из охраняемых материалов.

    В период хода лосося товарищества, имеющие лицензии на вылов горбуши и не имеющие холодильников, не успевали обрабатывать рыбу и спешили продать ее по низкой цене, пока не испортилась. Водитель, огромный рыжий мужик, стоя прямо на рыбе в резиновых сапогах, сбросил мне с кузова в приготовленный заранее мешок десять горбушин. Чуть позже за рыбой сходила мать. Все утро резали красное рыбье мясо, извлекая зернистую икру. Вышло больше двух литров. Икра получилась яркой, икринка к икринке, чуть солоноватой на вкус. Изрезанную рыбу я густо просыпал солью и уложил в эмалированный бак:

— Ну вот, буду теперь зимой отмачивать, да есть… — сказал она. — Деньги на лекарства останутся, а икру детям забери, пусть кушают.

    С некоторым напряжением я поднял тяжелый бак и отнес рыбу в сарай, поставив на холодный земляной пол.

    Вторую половину дня белили известью комнату. Одеяла, матрасы, подушки сушили, развесив на проволоках во дворе или разложив на угольных ящиках. Мать, упершись локтями в колени, сидела на скамейке во дворе и стерегла вещи, куря папиросой за папиросой. К семи часам вечера завершили работу. В просветленную комнату занесли старый диван, вынесенный матерью за ненадобностью в коридор, отмыли от густой серой пыли.

— Им уже и соседи пользовались — сказала мать. — Не на полу же вам все время спать.

    Зашли в книжный магазин. Книжные полки, как и полки в продуктовых магазинах были почти пусты.

     Купили две книжки — одна А. Костанова «Освоение Сахалина русскими людьми», другая Э. Берроуза «Тарзан из племени обезьян» (обе изданы типографией Александровска — Сахалинского). Возвращались домой на автобусе. Максим начал читать купленную книжку про Тарзана. История отечества осталась пока не востребованной.

    К вечеру вышли с сыном на море. На волнах в серых наступающих сумерках, качались чайки. На «Трех братьях» беспокойным огнем мигал красный сигнальный фонарь. Погода заметно портилась.

    Умиротворенные прогулкой, мы легли спать. Кошмары начались через минут пятнадцать — двадцать. Из многочисленных щелей дивана на запах живого тела полезли засевшие там клопы. Чесались руки, ноги, спина. При зажженном свете давили маленьких голодных тварей, чертыхаясь и бранясь.

— Ты, Петро меня прости, что не по-человечески… такая уж у меня жизнь… звериная… — заходясь кашлем, говорила мать, не ожидавшая, как и мы с Максимом такого хода событий.

    Диван вынесли в коридор. Укладываясь на пол, я вспомнил книгу А.Н.Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790), где тот представил полное сочувствия изображение жизни народа, обличил самодержавие и крепостничество. Могли бы мои записки стать однажды книгой «Путешествие на Сахалин»? Достаточно ли моих впечатлений, чтобы изобразить, эту «звериную» жизнь родных мне людей, а еще больше, устроить ее по законам человеческим.

    За окном вспыхивали молнии. Над Александровском-Сахалинским шумела, редкая для этих широт, гроза. Лишь к трем часам ночи мне удалось уснуть.

    19 августа 1991 г. В «спортивку» отнесли туристское снаряжение. Директор школы и мой спортивный наставник Владимир Владимирович Королев, несмотря на отпуск, был в своем кабинете, решая неотложные дела. По характеру коммуникабельный, доброжелательный, Владимир Владимирович был на этот раз немногословен.

    Предстояло, неприятное для всех собрание коллектива по факту нарушения педагогической этики работниками школы. Оказалось, что еще в июне в район п. Ноглики, что на северном побережье Сахалина, ушла в туристский поход группа ребят — воспитанников школы. Два тренера — мужчина и женщина, только, что принятые на работу, отправились в путешествие, практически без продуктов. Походу предшествовала большая попойка. Дети в походе оказались без присмотра. Сами тренеры в походе продолжали пить. Группу пришлось срочно снимать с маршрута вертолетом и ставить вопрос о несоответствии педагогов занимаемой должности.

    Детство и юношеские годы В.В. Королева прошли в Перьми. Школа, работа слесарем на военном заводе, армия — все как у всех молодых ребят. Служил в ракетных войсках, и после демобилизации вернулся в родной заводской коллектив. Любитель спорта и активный участник соревнований в шестидесятые годы Владимир Королев стал призером России в беге на 400-800 метров. Появилась мысль поехать учиться в центральную школу тренеров Союза. После учебы, он добровольно попросился на Сахалин, хотя предложения были и в Клайпеду, и в Гусь-Хрустальный — везде требовались молодые организаторы спортивного движения.

    При беседе в отделе кадров облоно он выразил желание поехать в любой район, но чтобы рядом было море. Желание его удовлетворили. Так Владимир Владимирович оказался в Александровске на должности тренера детской спортивной школы, а 1 сентября 1968 года приступил к работе.

    В первые годы Владимиру Владимировичу пришлось вести занятия в шести возрастных группах (это очень большая нагрузка на одного тренера), настолько было много желающих заниматься в секции легкой атлетики. Спортивная школа располагалась в здании бывшего кинотеатра «Маяк». Еще раньше в этом маленьком тесном помещении на берегу Большой Александровки располагалась закрытая в предвоенные годы католическая церковь.

    Многие мальчишки и девчонки тех лет получили крепкую подготовку, вышли в большую жизнь из нашей спортивной школы. В спортивной школе я впервые познакомился с «Одой спорту» основателя современных Олимпийских игр Пьера-де-Кубертена, и сейчас хорошо помню строчки их этого яркого произведения олимпийской литературы: «О спорт — ты вызов… Ты требуешь борьбы… Ты спрашиваешь у вышедших на старт: зачем же сила, опыт и ловкость, если не мечтать о победном финише. Ты утверждаешь — надо мечтать. Надо сметь. Надо дерзать. Ты убеждаешь, требуешь, приказываешь. Ты зовешь людей помериться силой. Преодолеть себя».

    Как, правило, более десятка человек из детской спортивной школы г. Александровска-Сахалинского входили в состав сборной команды области по легкой атлетике среди школьников. Они выступали на стадионах городов Нальчик, Ростова-на-Дону, Сочи и других. В 1972 году Владимир Владимирович Королев, возглавил детскую спортивную школу. В школе к тому времени работали секции по легкой атлетике, лыжным гонкам, борьбе, горным лыжам. С небольшим перерывом по объективным причинам, Владимир Владимирович руководил школой в течение двадцати пяти лет, вплоть до выхода на пенсию.

    Должность директора он всегда совмещал с тренерской деятельностью. В 1975 году школа была награждена переходящим Красным знаменем облоно и спорткомитета, а сам директор стал лауреатом спортивного года.

    После собрания встретил Нину и Владимира Тютиных — тренеров, ветеранов лыжного спорта, энтузиастов своего дела. Владимир работал тренером-преподавателем в спортивной школе, она же исполняла обязанности председателя районного комитета по физической культуре и спорту.

— Давай к нам, председателем — сказал вдруг Владимир, когда мы выходили из ветхого двухэтажного здания спортивной школы.

— Мне будет нужна квартира, ведь нас четверо — сказал я, осмысливая сказанное. Предложение было неожиданным.

— По квартире переговорим в горисполкоме… нужно только твое согласие. Самой то ей с ребятами привычней… да и потом она женщина. На этой должности до сих пор только мужчины работали.

— Надо с людьми поговорить… — в раздумье ответил я, прокручивая в сознании все возможные события, которые могут произойти, в случае моего согласия.

— Все тебя поддержат — видя мое замешательство, проговорил Владимир, а затем добавил, — да и некому у нас председателем быть.

    Предложение было приятным. Люди, знающие меня с детства, предлагали интересную работу. Еще здесь была моя родина и мама, которой бы я смог помочь, вернувшись на остров.

— Буду думать — сказал я, и мы попрощались.

    Во второй половине дня пришел Николай Тихонов с мотопилой. Он работал вместе с Андреем Герасименя в лесхозе. Выбросили из сарая старые доски, перепилили их. Мотопила грелась, цепь то и дело забивалась грязью. Мать варила грибной суп. Грибы принес Николай. Они сегодня работали на Первой Солдатской (речка за пос. Арково), вели санитарную рубку леса. Завершив большую часть работы, поужинали, освободив край кухонного стола от нагроможденных на него предметов. К темнеющему окну приник начавшийся дождь.

    Поздно вечером с Максимом побывали у Николая Халоша — двоюродного брата Елены Викторовны. Еще днем к нам забежал его сын Ванечка. В этом году он пойдет в третий класс.

— Папа с дядей Лешей ездили туда, где папа охотится (верховья Агнево). Они рыбу ловили, сейчас спят… — и тут же без перехода — Мне часы подарили вот эти… за хорошую учебу во втором классе и грамоту!

    Ванечка тут же продемонстрировал небольшие наручные часы на черном кожаном ремешке.

    — С Катькой не дерусь, ее большая девочка защищает… — продолжал он. Кате, дочери Николая шесть лет, ее назвали в честь бабушки. — А Умку папа отдал охотникам (речь шла о собаке отца), сейчас у нас Борька — поросенок… Приходите посмотреть… — сообщив все новости, Ваня стремительно исчез.

    В трехкомнатной квартире Николая и Веры Халошей на втором этаже двухэтажного дома, принадлежащем местному совхозу, было тесно. Из Якутии в гости приехали родственники хозяйки — мать, брат с женой, сестра с мужем и двумя детьми. Женщины укладывали детей спать, по очереди занимая ванную комнату. Оттуда доносились визг детей и плеск воды.

    С нашим приходом мужчины набились в маленькую кухню. Отведали чудный рыбный пирог, запивая его крепким чаем с душистым цветочным медом. На столе стояла глубокая чашка красной свежеприготовленной зернистой икры. Гости то и дело ныряли в нее большими столовыми ложками.

— В избушках запасы горбуши не делаешь? — спросил я Николая. На его охотничьем участке шесть избушек.

— Нет, медведь выкопает, если рыбу почует, все поломает. В верховьях Агнево медведей много.

— Расскажи про свои охотничьи дела — прошу я Николая.

— Днем ставлю капканы на соболей, а вечером «хлопушки» на мышей-полевок. Как-то на Серебряном ручье одна мышка повадилась лазить в избушку. Нашла малюсенькую щель в срубе. Как бежать, так ногами сучила, чтобы протиснуться наружу. У меня куртка висела у входа. Пока меня не было, сухофрукты из мешка повытаскала, в карман сложила, а еще под одеяло. Вернул на место. Когда ушел, она снова давай таскать сухофрукты, складывать под подушку. Дай, думаю, поймаю. Насыпал густо хлебных крошек. Подождал пока наестся, потолще станет, а потом пугнул. Спасаясь, полезла мышь в щель, да не тут то было, застряла. Тут я ее и прихлопнул…

    Николай — человек по природе своей охотник. Раздобыть, получить что-то значимое из всякой работы, сделать ее особенной, привлекательной и надежной для него доставляет большое удовольствие. Избушки он ставил вместе с другими охотниками-промысловиками.

— В Комсомольском районе леса все меньше и меньше. Онорский леспромхоз наладился по ручьям лес пилить. На Серебряном ставили избушку в густом лесу, а оказалась в чистом поле. Лесозаготовители все вокруг обпилили. Как просил, оставили три сосны. Одну сосну побольше, дров от нее на два года, а две поменьше — еще на три года. Как раз хватит, пока весь лес в районе не изведут, а зверь не уйдет.

    Слушаю и представляю, как шумят в чистом снежном поле, раскачиваются на ветру сосны-дрова. Николай продолжает свой рассказ:

— Одна избушка сырая. В прошлом году поставили. Начали топить печь, вода по стенам течет, пар такой, что дышать нечем. Дверь откроешь, пар выходит, а вместе с ним тепло. Кое-как согреешься, и спать на нары. Один раз дверь случайно открытой на ночь осталась. Утром проснулся — шею не повернуть. Видимо остыл за ночь, на лбу испарина. Весь следующий день отлеживался, чаем грелся, чтобы не застудиться окончательно. Тут ведь кричи, не кричи, не услышат, если невмоготу станет. Искать придут, только если к сроку к людям не выйдешь. Другая избушка суше получилась. Заметил, если в первой полчайника чая за день не выпивал, то во второй и чайника не хватало. Сухо, тепло. Встанешь утром — самочувствие прекрасное.

    На побережье промысловики-сезонники охотятся не больше месяца. Снега практически нет. Сдувает ветрами. Сантиметров на тридцать прикроет землю, а затем слетает, следа соболя не увидеть. У меня же за сопкой снега не меряно. На лыжах шлепаю то в одну сторону, то в другую сколько душе угодно. Лыжи у меня широкие, охотничьи, с подбивкой из оленьей шкуры ворсом назад, чтобы, когда вверх по склону поднимаешься назад не скатиться. Обычно охотятся по двое. Года три назад, Шум — бывалый охотник-промысловик с напарником, когда их забрасывали на точку, с вертолета оленей увидел. Наутро засобирался, чтобы зверя отыскать, олениной полакомиться. Предупредил, если три выстрела подряд будет — приходи, ну а если один — значит охочусь. Ушел. Два выстрела к обеду прозвучало, а третий толи напарник не услышал, толи не было его. Решил в избушке ждать. Стемнело. Собаки на привязи, к стенкам жмутся. Наутро пошел искать, да все без толку. Собаки так и не взяли следа.

    Шума с вертолета через пару дней нашли, неживого уже. Сердце хватануло — инфаркт. Лежит в зарослях багульника. Запах багульника то, как раз, собаке весь нюх отбил. Олень рядом на полянке лежит, а человек в багульнике. Напарник его спустя два года тоже потерялся. Долго искали его. Только через год, летом, когда снег сошел, нашли. Сидит себе под елью, ровненько так, спиной к дереву прислонился, будто отдыхает. Высох будто мумия и без головы. Что случилось, никто не знает. Надрываются наши мужики часто, больше по глупости. Домой придут водку или бражку (дешевле) пьют до умопомрачения, а в лесу физическая нагрузка, такая, что мало не покажется. Сердце и рвется…

— Тесно вам тут — сказал я, когда мы с Николаем вышли из дома.

— Не говори, Ваня у бабушки ночует. — ответил Николай. В темноте ночи вспыхивал и вновь гас огонек его папиросы. — Он у меня толковый. На зимнюю рыбалку один ходил, когда я в лесу был.

    Николай вызвался меня проводить. Город спал, обернувшись в туман, растворившись в сыром и черном пространстве ночи. Шли, то и дело попадая в выбоины, наполненные дождем, чертыхаясь и бранясь. Мы не могли предполагать, что уже несколько часов, живем в другой стране.

    20 августа 1991 г. С самого утра по первой программе телевидения передают экстренное сообщение, о том, что президент СССР М.С. Горбачев подал в отставку. О неограниченных полномочиях заявил вновь образованный Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП).

    По местному радио передали сообщение В.П. Федорова — председателя Сахалинского облисполкома. Он призвал сахалинцев сохранять спокойствие в связи с политическим кризисом в стране и продолжать движение к «экономической демократии».

    Из поступающих из областного совета выпусков новостей стало известно о крайне неустойчивом положении в стране. В Ленинграде, Москве, Свердловске идут политические забастовки. Люди строят баррикады. В движение пришли войска. Здание Верховного Совета РСФСР в Москве окружено танками и бронетранспортерами. ГКЧП с одной стороны и правительство России с другой создали в стране ситуацию двоевластия. Председатель Верховного совета Б.Н.Ельцин назвал происходящее «преступлением против народа».

— Конец света… — кратко прокомментировала последние известия мать, продолжая отмывать выбеленную нами кухню.

    После двенадцати пришел Николай Тихонов. Из-за ночного дождя был отменен плановый выезд в лес, и он взял отгул. Вместе мы быстро расправились с оставшимися со вчерашнего дня дровами, сбили новый порог в сарае, укрепили дверь. Максим рубил дрова, неловко раскалывая дощечки большим топором. Видно было, что работа ему нравится.

    Мать благодарит приятеля за помощь. Я спросил Николая о том, что он думает о последних событиях, происшедших в стране.

— Дурдом! — отреагировал Николай, а затем перевел разговор на другую тему. — Сходи за корюшкой. Вчера мужики с пирса по рюкзаку принесли. Заходите за удочками, я буду дома.

    На острове количество пойманной рыбы обычно меряют не штуками, а тарой, в которой ее можно унести или увезти: мешок, рюкзак, ведро, багажник… пол мешка, полрюкзака и т.д.

    Ночь встретили на пирсе. Здесь всегда хорошо ловилась разнорыбица. Даже когда на рыбокомбинате время от времени устанавливался жесткий контроль, забивались дыры в заборе, натягивалась колючая проволока, люди все равно находили лазейку, чтобы проникнуть на пирс.

    Клев на самом деле был замечательным. На Сахалине ловятся три разновидности корюшки — песчанка, малоротка и зубатка. Самая крупная корюшка — зубатка — длиной до 20 сантиметров. Названа она так за многочисленные острые зубы, жертвой которых частенько становятся мальки других рыб. То и дело длинными удочками, рыбаки выхватывали из воды теплых веретенообразных рыбок серебристого цвета. В воздухе стоял характерный запах свежих огурцов, которым особо отличается зубатка. Мы с Максимом нисколько не отставали от всех.

    Крупная красноперка, попавшаяся на крючок, вскоре сломала одно из тонких бамбуковых удилищ. Спинка у красноперки почти черная, с едва заметной зеленью, брюшко и бока светлые, а плавники красные. Ловится она в приустьевых участках рек с марта по декабрь. Нерестится в реках в июне — июле. Биология этой рыбы до сих пор не изучена. Ихтиологи до сих пор не знают, где зимует эта рыба, куда исчезает почти на полгода.

    В полночь к пирсу пришвартовался малый рыболовный сейнер с уловом сельди. Рыбой были забиты трюм и палуба судна. При ярком свете прожекторов на «голове» (на самой крайней к морю части пирса) началась разгрузка улова. Некоторое время мы наблюдали, как сельдь сваливали в большой сетчатый мешок в воде у подножия пирса, откуда насосом вместе с морской водой перекачивали в деревянный желоб, растянутый на опорах по всей длине пирса. По нему рыба, движимая водой попадала в цех обработки. Работала ночная смена, горели огни в окнах и открытых проемах дверей цеха… Не преминули набрать пакет рыбы. Домой пришли поздно. Мать поднялась на стук. Просыпала солью принесенную рыбу.

    21 августа 1991 г. Среда — середина последней недели. По радио передали новое сообщение о положении в стране. Президент России Б.Н. Ельцин издал постановление, по которому все министерства и ведомства, находящиеся на территории России в условиях кризиса должны подчиниться законам и правительству РСФСР, включая армию, Министерство внутренних дел, Комитет государственной безопасности. В случае неподчинения, прокуратуре РСФСР предложено незамедлительно снимать с должности компрометирующих себя лиц и возбуждать против них уголовные дела.

— ГКЧП — это горстка преступников, которых скоро будет судить народ! — сказал Б.Н. Ельцин, в своем заявлении народу России.

    Президент России призвал население республики к всеобщей политической забастовке. Сообщения из-за рубежа полны беспокойства за дальнейшее развитие событий в стране. До сих пор неизвестна судьба Президента СССР М.С. Горбачева.

    После завтрака мать затеяла стирку. Я носил в дом воду из водопроводной колонки, расплескивая ее на крутых ступеньках лестницы, а из дома выносил использованную воду во двор. Во дворе Максим неторопливо, обстоятельно колол дрова. Для него это вдруг стало забавой, игрой, в которую он с удовольствием играл, наблюдая, как после каждого удара топором отлетают в стороны с сухим стуком деревянные дощечки. Время от времени он собирал их и складывал в сарае в одну большую поленицу.

    К вечеру вновь потянуло к морю. Зашел за Андреем Герасименя. Он с начала сентября выходит на работу в лесхоз. Стрижи резали небо. На рейде, в ожидании погрузки леса, стоял иностранный сухогруз. Огромное красное солнце висело над мачтами судна, медленно сваливаясь за горизонт.

— Ботинки привезли, аглицкие… — пошутил Андрей.

    Вправо по сопке до самой метеостанции тянулась улица Строителей. Она была разбита в тридцатых годах прямо на месте кладбища. Шесть старых серых двухэтажок, огороды с картошкой, гаражи. В середине шестидесятых годов здесь рыли траншею под водопровод. Она прошла прямо вдоль длинного ряда захороненных здесь каторжан. Помню, как мы, будучи школьниками, ушли с урока, чтобы посмотреть на покойников. В развороченных могилах среди землистого цвета костяков, обнаружили кирпичи с номерами. Вероятно так, обозначали личность умершего человека. С сопки прекрасный вид на залив. Даже в выборе места последнего пристанища невольных узников острова ушедшие поколения были добрее нас.

    Мысли мгновенны как искры схваченного ветром костра. Комсомольское, Агнево, Широкая падь, Октябрьское, Дуэ… — исчезнувшие и исчезающие сахалинские поселки. Ведь там жили, трудились, любили и создавали семьи, уходили на фронт люди, откуда увозили ночами тех, кого захлестнула, как когда-то нашу семью, волна сталинских репрессий, где не хотят жить их дети… Ни памятного камня, ни знака, лишь останки брошенных строений в пустынных безжизненных долинах и ущельях, да новые чиновники, засевшие в районных центрах, которые прочно усвоили хороший отечественный способ убивать жизнь — отменить автобусный маршрут, закрыть школу, перестать подвозить хлеб и вот уже люди уезжают, и жизнь кончается…

    Ночью слушал передачу радиостанции «Эхо Москвы» ставшей рупором осажденного правительства России. На завтра назначено открытие сессии Верховного совета РСФСР, где будет предъявлен ультиматум ГКЧП. Предполагается подписание его всеми республиками… По Москве продолжается передвижение войск. Высказано предположение, что путчисты, т.е. члены так называемого ГКЧП, двигаются в направлении Наро-Фоминска, где находится ставка Генерального штаба, чтобы оттуда руководить всеми войсками. В столице на Калининском мосту толпа людей блокировала колону бронетехники, с закрашенными бортовыми номерами. Колонна следовала к зданию Верховного совета РСФСР. Пролилась первая кровь. Ночь будет тревожной для России.

    22 августа 1991 г. Рейсовым автобусом добрались до шахты Арково. Автобус был полон, такими же, как и мы, грибниками с полиэтиленовыми пакетами и ведрами. Сопка над шахтой издавна считалась грибным местом, где их можно не просто собирать, а как говорят александровцы — «косить».

— Как за грибами сходил? — спрашивает один другого.

— Да два ведра накосил… — отвечает первый.

    Только вступив в лес, я сразу нашел крупный белый гриб. Рядом Максим нашел второй. Какое-то время мы шли вместе с толпой грибников, но вскоре свернули вниз в распадок. Некоторое время грибы еще попадались. Затем над головой плотно сомкнулись вершины елей, потянулся густой камыш.

    Почему именно место над шахтой отличается таким обилием грибов, Вероятно, здесь какой-то иной состав почвы. Возможно, интенсивному росту грибов способствует повышенное содержание углерода или даже урана в земле, который по рассказам шахтеров может находиться в разрытых угольных пластах.

    Вблизи шахты увидели заросшие ольхой оплывшие траншеи, ямы, площадки геометрически правильной формы. Здесь в 1920 гг. стояли части военной команды Александровского поста, прикрывая дорогу в Тымовскую долину в период оккупации Северного Сахалина японцами.

    Перейдя дорогу на Александровск в районе десятого километра, вышли к речке Лагерной. В пустом лагере искупались в наполовину пустом бассейне. В него по деревянному желобу стекала вода из реки, вместе с хвоей, листьями, мохом. Купались, визжа от обжигающей холодом ключевой воды. Нас вяло облаяла собака, прибежавшая со стороны сторожки. К двум часам дня отправились домой.

— Если грибы собирать ночью с фонарем, можно найти грибы или нет? — поинтересовался Максим.

    Вы читали страницы из книги александровца П. Пасюкова «На берегу моря».